Спампаваць 3.07 Mb.
|
"ФУГАСНЫЙ ВЕЧЕР"США, 2000, 1.50, реж. Пол Уайтц, в ролях: Кортни Лав, Кейт Хадсон, Полл Рид, Гиллермо Диас, Кэтрин Келлнер, Дэйв Чэппел, Марта Плимптон Лисичка потерла помятый бок, одернула перекосившееся платье, пытаясь вернуть себе фасонистый вид, и села за руль кадиллака. "Хоть рёбра целы", - подумала она и стали прикидывать, в какой следующий клуб ей направиться. "Хороша ночная бабочка, с таким-то шикарным хвостом", - усмехнулась она, довольная своей репутацией вольной искательницы приключений на грани фола. Бобры-охранники с удовлетворением и с сожалением провожали глазами её удаляющуюся машину. У входа в "Лесной расколбас" ажиотировала стайка тинейджеров-зайчишек. Ждали приезжую знаменитость, панк-идола из тевтонского Шварцвальда - редкого гостя в Дакота-Форрест. Пронырливые хорьки-папарацци защёлкали своими флэш-кэнонами, заставляя довольно жмуриться появившегося из бездонного чрева бентли-чуда Вольфенбруннера или Грау-боя, как звали его припанкованные фанаты. Взбитый раскрашенный хаер, платиновая серьга в правом ухе: их глаза - его нагло-ласковые, её призывно-восторженные - встретились, скрепляя негласный договор на сегодняшний вечер. "ХОЛОДНАЯ ОСЕНЬ"Россия, 2003, 1.45, реж. Вера Глаголева, в ролях: Наталья Вдовина, Александр Феклистов, Всеволод Гаккель, Игорь Золотовицкий, Лариса Гузеева, Владимир Эренберг, Лариса Белогурова Два или три?.. В эту минуту она сохраняла способность видеть мир в ироничном свете и прикидывала, на что похожа эта боль. В конце концов, она решила, что первые схватки напоминают ей возможные ощущения при удалении сразу трех зубов без анестезии. В этом году осень выдалась ненастной, и к середине октября дачный поселок практически опустел, обеспечивая ей желанное ощущение одиночества. Близкие привыкли к её эксцентричным поступкам и не придали особого значения внезапному отъезду на машине в середине недели: до конца срока еще долгих два месяца, а беременность она переносила вполне сносно, сохраняя свою обычную подвижность и неутомимость. Муж, с которым она не разговаривала вторую неделю, в глубине души обрадовался её дачному путешествию, которое давало ему долгожданную передышку в той необъявленной, тихой войне, которая разгоралась в течение всего лета. Она уступила его настойчивым уговорам завести ребенка, в тайне надеясь восстановить ослабевшую власть над ним, но вскоре осознала, что так же далека от своего желания, как и прежде. Его вежливое внимание к её состоянию - еще больше обнажали для неё холодок и плохо скрываемое равнодушие к её внутренней жизни, которое тут же исчезало, когда что-то касалось появления на свет его наследника: здесь его забота была даже чрезмерной. Когда схватки возобновились, она с печальной горечью отметила, что её нежданный первенец может не только отнять у неё супруга, но и забрать саму её жизнь. "ЧИСТЫЕ ЧЕТВЕРГИ" Белоруссия, 2001, 1.25, реж. Руслан Зголич, в ролях: Игорь Сигов, Александр Звозников, Владислав Галкин, Владимир Коржунов, Элеонора Езерская, Вадим Звозников Коридоры, длинные и короткие, с неожиданными, нелогичными поворотами - как путаный лабиринт минотаврового заточения, как навязчивый, раскачивающийся сон-марево, как путь-тропинка в преисподнюю, пока еще не страшную и загадочную. Людям нужна определенность - маяк для сомневающихся моряков - иначе соскальзывание во внутренний ад, где нет места разуму и рассуждению, а есть только страх не понять что-то важное, того, что уже не в твоей власти, но уносит тебя в быстро мелькающий лес - как в машине, летящей неуправляемым планером в кустарниковую чащу, с потерянного асфальтового полотна. Стась всегда был в поиске: сначала себя, своего призвания, а затем уже и других - из любопытства, из интереса, из внутренней потребности обнаружить и остановить, зафиксировать в памяти живую находку. Вектор был давно определен и привёл его в частное детективное бюро: никакого разлада с собой, только постоянное движение и захватывающая необычность новых ощущений. Фирма, куда его подослали: на самом деле была "зелёной" или только рядилось в гринписовские одёжки. Этого никто не ведал, но некоторые, подозрительные и дотошные, хотели знать достоверно. Перемещаясь по бесконечным кородорам, с видом ботаника-интеллектуала, благородного толстовца-непротивленца, Стась то и дело тормозился с эко-сотрудниками, пространно и бестолково разговаривая о судьбе тюленей на Новой Земле, сочувственно мокрил глаза, когда речь заходила о браконьерском уничтожении популяции морских котиков - а сам внимательно наблюдал. Краем глаза, но для Стася этого достаточно: один раз, второй - человек проходил мимо и, когда выныривал из внимания незнакомца, легко разделялся надвое - и эти двое быстро исчезали в разных коридорах. Открытия копились: в одной из комнат гринписовцы развешивали новые, только что привезенные календари. Отлично оформленные, стильные, они поневоле притягивали взгляд - зеркально-отсвечивающей белой полосой, которая прорезала все четверги каждого месяца: явный знак подчёркнутого почитания скрытого от посторонних глаз символа. Почитанием, еще более трепетным, если не сказать священным, было окружено имя их руководителя, а точнее правителя, которого Стась не мог видеть, но о котором говорили с таким почтением и придыханием, что стало понятно, кто на самом деле заведует их чудесным раздвоением, а может быть, и еще более загадочным и таинственным. В их раздвоении заключался какой-то глубокий, возможно, благочестивый смысл, который определял их особую деликатность и предупредительность, общность соединяющей тайны. К вечеру Стась накопил груду тайком отснятых и записанных плёнок и произведенных записей, в которых пытался сделать предварительные заключения. Возможно, здесь обосновалось засекреченное общество, которое он назвал "чисточетверговцы", с элементами зомбирования и мистических превращений, с законами вольных каменщиков, с жёсткой дисциплиной и строгой субординацией. На проходной Стася призадержали какими-то странными распросами, отвлекая и притупляя его внимание. Апатия постепенно заполняла его тело, набрасывала пелену тумана на рассудок. Уже с равнодушным удивлением Стась наблюдал, как его двойник неспешно отделился от него и пошёл прочь, без записей и без плёнок. Вид у него был беззаботный и рассеянный, как будто не было этого тяжелого и напряжённого дня слежки, он никуда не торопился и ничего не хотел. |